1931 года рождения, стаж работы 43 года, из них 40 лет в школах Якутии. Работала в Сунтаре, Нюрбе, Покровске, Оймяконе, г.Якутске. Из 43 лет работала в школе 15 лет проработала завучем и 20 лет руководителем МО словесников
Отличник народного просвещения, награждена Почетными грамотами Президиума Верховного Совета ЯАССР и Обкома профсоюза, медалью в ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина»,старший учитель, ветеран труда.
Окончила педагогического институт имени П.А.Герцена в городе Ленинград.
Путешествие из Петербурга в Якутск.
Это было сравнительно недавно: около полувека тому назад, а точнее в 1953 году.
Довольная и счастливая Галя Морозова (это я) ехала в только что законченный педагогический институт имени П.А.Герцена за назначением на работу. Надеялась на место в какой-нибудь ленинградской школе. Но, ни в Ленинграде, ни в Ленинградской области, ни за ее пределами и даже ни в ближнем зарубежье места не было, и было предложено одно единственное место на карте СССР — Якутия.
Там и только там не хватало учителей. Всех недовольных припугнули, что если они не явятся на место своего назначения,то останутся без диплома.
В расстроенных чувствах я вернулась домой. Родители не знали, что делать как меня спасти, и решили ехать в Москву к министру просвещения. Но и их поездка не увенчалась успехом, несмотря на просьбы и слезы мамы.
Делать нечего, пришлось собираться. На мое счастье, в Якутию же получила назначение и моя школьная подруга, только она была математиком – Машенька Марченкова. Решили держаться вмести, проситься в одну школу. Сборам нашим не было конца, в чемоданы, ящики складывали все: теплые вещи, валенки, одеяла ватные, шерстяные носки, кофты, шарфы, сковородки, кастрюли, лук, чеснок (чтобы цинги не было). Вещи оказались такими тяжелыми, что мы не только поднять,а даже подвинуть их не могли.
Наконец, сборы закончились, и 1 августа 1953 г. без оркестра и цветов, под горестные взгляды и плач родных, сами зареванные и испуганные мы выехали к месту назначения. Мы не переставая плакали до самой Москвы, носы распухли, глаза покраснели.
Не было сил вспоминать как сдерживался изо всех сил папа, как смотрели на меня полные слез глаза мамы, как у нее предательски дрожал подбородок.
В Москве картина резко изменилась. Наш вагон до отказа набился студентами из разных столичных вузов, которые тоже ехали на работу на восток, на север. Это было что-то невообразимое: шум, гам, хохот, кто-то поет, кто-то играет на гитаре. Придумывали всякие смешные игры, рассказывали забавные истории.
Плакать было некогда. Так весело мы доехали до станции Тайшет. По дороге наш вагон понемножку пустел, жаль было расставаться, мы успели подружиться за неделю.
Общими усилиями мы перетащили свои узлы и чемоданы в другой поезд, который по узкоколейке, проложенной в тайге, где находились лагеря для осужденных, должен был доставить нас до станции Осетрово.
Вот это была поездка! Допотопный поезд тащился еле-еле, старые-престарые вагоны с узкими и короткими полками. Белья постельного, естественно, не было. Спали на голых полках, ноги болтались в воздухе, мешая проходить по проходу. Узенькие окна открывались всякий раз при любом толчке поезда. Это было как раз на руку воришкам, которые умудрялись с крыши вагона специальными крючками через окно вытаскивать вещи, лежащие на верхних полках. Вот это был круиз!
Иногда поезд останавливался из-за перестройки: это ловили сбежавших заключенных.
Прошло 10 дней, как мы выехали из дома. Как хорошо что родители ничего не знали о нашем путешествии. Осетрово встретило нас неприветливо. Лена обмелела, пароходы не ходили. Нас поместили в школе. Это было небольшое, одноэтажное деревянное здание, которое изнутри закрывалось на маленький крючок. Сторож раздробился и дал нам маты, которые послужили нам перинами. Нас оставалось тогда человек десять. Приехал вместе с нами из Москвы и один врач Генрих Давиневич, но он по дороге с кем-то познакомился и ушел к нему ночевать. Мы остались без единственной мужской силы. Около окна поставили мы стол и сложили на него продукты, потом расстелили маты и собрались было лечь спать, но тут кто-то постучал в окно. Было темно, ничего не видно. Мы решили, что это бедный наш врач остался без ночлега, и решили его приютить. Когда же я открыла форточку, чтобы убедиться, что это он то оказалось,что мы глубоко ошиблись. Это были просто местные ухажеры. Прежде всего они просунули руки в форточку и провели ревизию на столе, нет ли у нас чего-нибудь горячительного. Не обнаружив ничего подходящего, стали приглашать нас на прогулку и, вообще, говорили такие гадости, что мы, напуганные, сбились в кучу в углу и молчали, как мышки. Очевидно, мы им не понравились, и они оставили нас в покое. Но заснуть мы уже не смогли, ко всему прислушивались, вздрагивали от каждого звука.
Прожили мы в Осетрово с неделю. Выходили на улицу только все вместе, ходили на колонку за водой, в магазин, в столовую.
Через неделю или дней через 10, пришла, наконец, баржа из-под угля.
Вот в ее трюме, во тьме (горел один фонарь, летучая мышь), в угольной пыли мы покинули Осетрово. Ехать было страшно, мы сидели на своих узлах и смотрели, как грузчики всю дорогу играли в карты (одного проиграли и утащили ),пили, ругались и дрались. Так добрались до Витима, где нам предстояла перетаскиваться теперь уже на настоящий пароход. Стало полегче и поспокойнее. Мы плыли по Лене, любовались ее берегами, проплывали мимо высокой скалы, которую называли «Пьяный бык». Высоко-высоко нас приветствовал танцем какой-то человек, может сторож на маяке? Мы проезжали между скалами, которые называются, «Щеки».
Вот, наконец, и Якутск. Нас поселили в педучилище, немного отдохнув, отправились в Министерство. Так как мы добирались до Якутска целый месяц, то все школы города и южных районов были укомплектованы. Нам достался мировой полюс холода — Оймякон. Вот там я и начала свою долгую педагогическую деятельность. Директором школы тогда был Аким Алексеевич Алексеев, который впоследствии стал моим мужем и сейчас работает в республиканской прокуратуре, старший советник юстиции, полковник, Заслуженный юрист нашей республики.